Родители папы были
купцами. Татары. Родом из-под Казани, деревня Салтыганово.
Раскулачивали там, в деревне. Но вся деревня на защиту нашей семьи
встала. Там магазин у нас свой был. И заведовал там папин брат. И
его дочь потом. И уже не Союз, уже Россия была, магазин всё стоял,
работал. В 1928 году приехали
они в Ленинград, но поселились в Стрельне. Там же
жили отец и мать моей мамы. Потом они умерли от тифа. После этого мои родители
переехали, и папа устроился работать в совхоз «Ударник». В совхозе и
жили. А дома́ совхозные были тогда не только рядом с полями и
фермой, но и на другой стороне железной
дороги тоже, у Витебского проспекта, южнее нынешнего перекрёстка
Витебского и Благодатной. Там были дома и один большой барак, где у
родителей была комната.
Перед самой войной родители поехали в деревню, к себе, к
родственникам в Татарию погостить. Там был свой дом в деревне. В 1941 я
родилась там. Началась война. Ну, они так там и остались на всю
войну. Отец потерял глаз ещё здесь, в совхозе, до войны, работал на
татарском кладбище и в совхозе. Не воевал. Старший брат у меня на
войне без вести пропал где-то на Ленинградском фронте.
Я, конечно, не помню, но говорили, что всю войну совхоз работал. И
копали и сажали. Семья приехала в Ленинград в сентябре 1946 года. В
том самом бараке комната была 28 метров, но не ждали нас и заложили
всю комнату помидорами. Их закладывали дозревать. Мы приехали, жить
негде. И тогда нам дали комнату в бараке 9 метров уже тут в самом
совхозе. Нас было 6 человек. Потом ещё папа из деревни сироту к нам
забрал. С нами жила. Потом её устроили в совхоз в общежитие.
Папа
работал печником и вообще всё делал в совхозе. Была кровать и печка.
А кушали, стола не было, на кровать клали фанеру, и стол получался,
так кушали. Туалет был один, но не на улице, в самом бараке. Обычный
сельский, с ямой. Топили дровами. Я уж не помню, где брали,
выписывали, наверное.
Первое воспоминание, когда приехали, аэростаты были везде в небе над
совхозными полями. Как приехали в Ленинград, всех на санобработку
посылали. Это на Цветочной улице было. Папа с братом пошёл. А мы с
мамой пошли. А брат потом вышел, не стал дожидаться папу и ушёл. Ему
что-то около 12 лет было. Вышел на железную дорогу и пошёл. И дошёл
до Шушар. Потерялся. Через три дня нашёлся, пришёл.
В 1947 году папа поехал в деревню и продал там
дом, и приехал. А у нас было два конюха, и у них погибла лошадь.
Могли посадить. Надо было выплачивать. А все знали, что у папы
деньги привезены. Пришли просить, он дал в долг. Ещё кассир тут
работала, в чём-то просчиталась, надо тоже платить, папа тоже дал в
долг. А тут как раз реформа денег. И эти конюхи денег новыми уже не
вернули.
В 1946 году домов было немного, все деревянные. Был одноэтажный
барак, столовая, за ней колонка, двухэтажный барак был. Потом ещё
были частные дома. Жили там Надёжины – богатая семья, зажиточная.
Большой двухэтажный дом был с высоким забором, и родственники их
рядом жили, у тех одноэтажные дома были. Три дома всего рядом
стояли. Через дорогу от них был ещё один барак, там моя сестра жила.
Следующий дом – тоже барак длинный. Ещё один дом, его занимала
одна семья. И был дом, где глухонемые жили. Мне было
лет 7. Там, где сейчас скорой помощи больница, там речка текла, и
рядом конюшня была. И ребята брали из конюшни сани, железные сани, и
катались зимой на этих санях с горки в речку. А летом в этой речке
столько было рыбы! Ловили даже щук. Весной река разливалась,
затапливала всё кругом.
Директор совхоза Богданов был, очень хороший человек, много лет
руководил совхозом. Он дал указание,
чтобы мы, дети, жёлтые цветы с полей дёргали. Все школьники собирались и шли
рвать эти цветы. Летом, когда каникулы. Потом мы собирали камни. Это
осенью. Но ещё когда не учились. Начинают пахать и столько камней,
вот мы собирали. Если большие. Не поднять, мы их обкладываем
маленькими, получаются кучки, приходит бригадир считает, сколько у
кого кучек. И мы за это получали деньги. Родителям давали. Мы
никогда не отдыхали летом. Никогда не ездили ни в какие лагеря, не было такого.
С мамой ходили на прополку. Редиску, морковку. Но зимой нас возили
на ёлку. На грузовиках с тентом. В кинотеатр «Родина».
Сараи рядом с нашим бараком были. Летом мы в них и спали иногда.
Брат, когда женился, они и жили и спали в этом сарае. А ещё были
лабазы. Свои частные лабазы. Там картошку хранили, капусту. На
половину они были засыпаны землёй.
Карточная система же была. И как-то карточки у нас украли. В такой
большой семье без карточек не прожить. Папа договорился с директором
совхоза, чтоб нам очистки из столовой отдавали. А столовая, она
рядом с нашим бараком была. И папа каждый день ходил за этими
очистками. Столовая была небольшая. Обедали там работники совхоза.
За деньги. При совхозе
скотный двор был. В то время нам казалось, большой. Конюшня была
своя. Папа на лошади тоже работал. Сестра на скотном дворе работала.
Тогда назывался, жмых, скот кормили им, мы придём к ней, попросим,
дай нам немного жмыха, она давала. Ой, это такая вкуснятина! Коров пасли. Сами доярки и пасли. Я тоже ходила
пасти, если время свободное было. Были и частные коровы. Сад был яблоневый, был ещё грушевый, вишнёвый
тоже был сад. Клубнику также выращивали. Мы, дети, собирали. В
парниках огурцы росли. Рассаду капусты растили, чтоб потом её в поля
пересаживать. Парников много было. Были и теплицы. Больше по
размеру. Там тоже огурцы, перец выращивали.
В двухэтажном бараке были жилые комнаты и управление (контора)
совхоза. Моя комната – это как раз бывшая совхозная контора, бывший
кабинет директора.
Напротив нашего барака весы были. Это взвешивали на лошади повозку
или на машине, капусту или ещё что, овощи погруженные. И вот, был
случай, один кочан упал и моя сестра была рядом и она этот кочан
подняла. 1946 год. И это заметили. Везде подлые люди есть. Доложили.
Так её хотели из-за этого посадить. Нельзя было поднимать, это
воровство считалось. В
полях сажали картошку, капусту. И конечно сад. Там были китайские
яблони. Мы в школу когда ходили, набирали этих яблочек. Там сторож
хромой был на лошади, ух как он гонял нас, но мы всё же в школу
приносили. В школу
ходили пешком, километра три, наверное. Через железную дорогу, нас
было несколько человек. Там 27-ой завод, мимо него ходили, на
Кузнецовскую улицу. На Кузнецовской роддом был, а напротив него 371
школа была. Там и учились. Рядом был такой шикарный дом, там жили
немцы. Пленные. Они как раз 27-ой завод и строили. Это видимо высший
офицерский состав. За ними на автобусе приезжали, забирали и увозили
их, потом привозили. В
совхозе детей было много. В 6 утра мы уже выходили. В школу к
девяти. А шли по полю, разливалось весной всё. Вода. Промокнем, пока
идём. Потом договорились с директором школы, чтоб нас в школу
пускали пораньше, мы на батарее всё своё сушили промокшую одежду и
обувку. Нового
Волковского кладбища ещё не было. На этом месте были совхозные поля.
Было старое и там, где братские могилы. В совхозе работали не только те, кто
тут же жили.
Приезжали из города тоже. На улице Решетникова жили, приезжали
каждый день в совхоз работать. На совхозной машине за ними
приезжали, привозили их. Потом директор договорился, чтобы когда
едут за этими рабочими, нас в школу завозили. Мы на Решетникова
выходили и шли оттуда в школу. А ещё когда пешком ходили, под
мостом, что под железной дорогой, там заливало водой так, что вообще
не пройти. Так мы ждали, когда пойдут солдаты, они ходили под
мостом, они брали нас переносили, и мы дальше шли домой. На
физкультуру из школы ходили в Парк Победы. Закончила эту школу, 7
классов. Район наш тогда был Московский и тут в совхозе
и там, на Кузнецовской, Решетникова, всё вместе было.
Столовая, в том же бараке был магазин, там же совхозный клуб и
библиотека. Была самодеятельность, концерты устраивали. В столовую к
нам привозили кино, там и показывали, концерты разные были. То есть,
и как зал и как кинотеатр использовали. Однажды даже гипнотизёра
привезли. Билеты на концерты в этот зал – столовую продавали. Мы
конечно хотели бесплатно, прятались под столами. Ставили и сами
спектакли. Помню, «Двенадцать месяцев» ставили. Я была месяцем
январём. Между бараком
и столовой была площадка, где мы в лапту играли, качели там были,
что-то наподобие карусели. За домом текла речка. И рядом прачечная
была. При ней котельная. А дальше – разные сараи. Недалеко весы
были, а между весами и бараком была танцевальная площадка. Приходили
солдаты. Были и свои огороды. Недалеко от речки. Из неё мы воду
таскали, огород поливать. Четыре дома кирпичных совхозных к тому времени
уже давно построили. Три из них по Пензенской адреса имели, только
один – по Алмазной улице. Потом они и по Бассейной были, и по Турку
теперь. Дом наш – барак
– был на том месте, где теперь дом 14 корпус 2 по Будапештской. Там
и до сих пор различим палисадник, сохранившийся с тех времён. И
дерево растёт, которое было под моим, в бараке, окном. Рядом с
двухэтажным домом была колонка. Тут же рядом была столовая. В совхоз никакого транспорта их города не
ходило. 36 автобус был, тот ходил по Салова и потом к кладбищу
поворачивал. А ближе ничего. Дороги в совхозе были обычные, земляные.
Трамбованные только и всё. Чтобы к дому пройти и не испачкаться,
доски клали, мостки всякие.
Когда были праздники, ходили на демонстрации. Нас туда возили. А до
того, директор заходил в бараках в каждую комнату и поздравлял с
праздниками. А после демонстраций директор в столовой собирал людей.
Праздновали, обедали, всё бесплатно, за счёт совхоза. Голосовать нас
возили в 31 школу на Фарфоровской.
Бани в совхозе не было. Ездили мыться в городские бани. В основном
на Ломаную улицу и на Фарфоровскую.
В совхозе медсестра была. Жила в большом бараке. Если что, к ней
обращались и уже потом вызывали врача. Своего врача в совхозе не было. А
телефонов частных тоже ни у кого не было. Только в совхозном управлении были
телефоны. Оттуда и звонили в город. Но электричество, на сколько
помню, было всегда. И радио. В каждой комнате стоял репродуктор.
Магазин был, в основном, продуктовый. Но было
кое что и хозяйственного, мыло, например. А совхозную продукцию в
магазине не продавали. И не нужно было. У всех были свои огороды. В 15 лет, после 7 классов я закончила торговую
школу. Работала в магазине напротив Фрунзенского универмага. А я
тогда всё время у папы брала деньги на обед. А тут не беру и не
беру. А он и спрашивает, что не берёшь? А у меня, говорю, в магазине
остаётся. Я работала в винном отделе. Берут ребята там лимонад,
пиво, и мне бутылки оставляют. Вот и остаётся. А он тут же мне
говорит, увольняйся! Что значит, остаётся?! Такой нагоняй был. Ушла. Потом заканчивала техникум на углу Решетникова
и Гагарина. Работала на заводе
«Гидроподъёмник» в три смены. Только тогда он назывался
Ремонтно-механический завод. От завода мы создавали парк, который
теперь «Парк Авиаторов». Деревья там сажали, а главное – самолёт
чинили и устанавливали. В 1962 году я вышла замуж и уехала на
север.
Мотоцикл был у нас. Так это мы его с севера привезли. А в совхозе не
было своего транспорта ни у кого. Первая машина в совхозе в 1972 году появилась.
Это же не так просто было, через совхоз делалось. Так до отъезда
на север мы в бараке и жили. Но я не выписывалась из
барака и когда уехали. Приезжала много раз. В 1969 году вернулись совсем. Барак
уже шёл
на слом. Пензенская, дом 2, был адрес. Тогда все дома по Пензенской
улице были. Дом 1 – это одноэтажный барак, дом 2 –
двухэтажный барак, потом дом 3 – это все дома были Надёжиных. Был и
дом 4 и дом 5. А наш барак, один из последних стоял.
Других уже не было. Сломали. В общем, снесли и наш, и я получила жильё на
проспекте Славы, где до сих пор и живу.
Запись
и обработка 2020 г. |