Деревья сохранившиеся со времён садоводства у дома 63 к. 1 по Будапештской улице

Деревянный мост был довольно широкий, большой, то есть и для машин, естественно, и для пешеходов. И вот там уже проходила улица, довольно широкая улица вот этого садоводства, по обеим сторонам которой были высокие дощатые заборы, которые мне запомнились, в них были ворота и за этими воротами находились уже участки. Все это утопало в яблоневых садах, и возвышались крыши домов.

Дома были, надо сказать, не какие-то времянки, по крайней мере, как мне запомнилось, это были дома, в которых, возможно, можно было жить и зимой. Но дорога там, по-моему, не была заасфальтирована. Могу сказать, что точное прохождение этой дороги, этой улицы, со стороны Будапештской улицы, было на месте 9-этажного дома 63 корпус 1 по Будапештской улице. Рядом со взрослой поликлиникой № 78.

Дальше помню, если эту улицу пройти, то сады и заборы заканчивались, и открывалось широкое поле. Туда мы ходили, собирали цветы. Там росли ромашки, васильки, как сейчас помню, было очень много бабочек, стрекоз, стрекотали кузнечики. Мы там летом гуляли.

Помню, что в конце этого садоводства, в самом начале поля, где кончались заборы, проходила также, как мы называли, речка. На самом деле, вот сейчас я узнал, что это была не речка а противотанковый ров. И через эту речку тоже был перекинут мостик. Это мостик был уже такой, спонтанный из самых нелепых дощечек. То есть, он был, во-первых и старый, а во-вторых и собран из самого разнообразного материала. В нём были дырки. Я даже помню, когда меня маленького туда привозили на детской коляске, что колеса этой коляски даже застревали в этих дырках, проломах в этом мостике.

И вот за этим мостиком уже непосредственно было поле широкое и было видно уже насыпь окружной железной дороги. На горизонте было видно как там проходят составы.

Леса я там не помню. Я знал, что лес где-то есть в этих краях, и все мечтал в нём побывать. Все говорили «где-то вот там» и показывали на юг рукой. Но поле я помню прекрасно. Довольно широкое поле. Может, там и были какие-то отдельные деревья, но как-то они у меня в памяти не запечатлелись.

На поле абсолютно ничего не было. Это было чистое поле, у меня такое впечатление, что там не было ни каких культур, то есть, там ничего не выращивалось. Просто было поле. Может быть, когда-то что-то там выращивалось, но очень давно, а тогда это было просто дикое поле, поросшее травой и цветами.

До Купчинской стали доходить уже когда выросли, когда уже там всё было застроено. А так это была какая-то далекая мечта – побывать вон там, далеко, где на горизонте едут поезда. Да, действительно было видно, у меня тогда зрение было хорошее.

Что могу ещё сказать об этих садоводствах, где-то в начале 70-х годов, я помню, как эти садоводства начали сносить. Сначала всех выселили, но дома ещё стояли. Но там уже были нарушены заборы, и можно было ходить где угодно. Там очень многие люди просто гуляли и мы с мамой ходили гулять по этим садам. Я любил там лазать по деревьям – это было в районе того места, где сейчас стоит 78-ая взрослая поликлиника. Вот там был сад, у меня даже впечатление, что он был немножко в низине, но может быть, это я не правильно вспоминаю. А вообще сады были там всюду. Я помню, мы там гуляли летом, гуляли зимой, прекрасно помню яблони, прекрасно помню, что в каждом саду было много скворечников. С отцом зимой мы ходили туда, он меня развлекал, мы ходили жечь костры. Я все просил – «папа, разведи мне костер!»и мы ходили туда и где-то вот в этих садах находились какие-то дощечки, щепки, палочки, отец разжигал мне костер, вокруг которого в течение времени собирались какие-то люди, которые тоже там гуляли по этому садоводству, ребята. Это было зимой.

В некоторых домах люди ещё жили. По крайней мере, когда мы там ещё гуляли по этому садоводству, ещё одна улица этого садоводства, она проходила параллельно Будапештской улице и проходила она примерно том месте, где сейчас находится главный корпус итальянской школы. То ли улица, то ли проезд какой-то был, и я помню, что когда мы там проходили, когда мы там гуляли, ещё некоторые люди находились на своих участках, что-то там делали, наверное, собирались уезжать.

Но потом это садоводство опустело, там практически никого не было, остались только эти дома. Дома постепенно начали гореть. По всей видимости, это были поджоги. Очень много домов там сгорело. Я видел и пепелища этих домов и однажды, помню, мы с мамой гуляли в садоводстве. Уже дело было под вечер, мне почему-то захотелось зайти в один дом деревянный, но мама мне не позволила туда войти. Мы пошли дальше, и буквально мы отошли от этого дома совсем немножко и сзади раздался треск. Мы оглянулись, и увидели, что этот дом объят пламенем. То есть, видно, он внутри уже горел, и пламя вырвалось наружу.

Помню, как речка эта замерзала, и зимой купчинские ребята, жители уже новых, каменных домов, катались там с горок. Там было очень интересно, вот между этих люков довольно таки широкая речка была. Мы там катались на санках.

Запомнился мне ещё, когда мы ходили гулять зимой туда, в это садоводство, погреб. Он был уже вскрытый, двери у него, по-моему, не было или она была открыта – мне запомнилось почему-то, что она была обложена войлоком. Этот погреб дверью смотрел как раз на речку, а находился он примерно в том самом месте, где сейчас находится гараж. Наверное, даже чуть подальше, чем гараж, где-то между итальянской школой и прудом, который находится на Будапештской улице, это остаток этой речки.

Что могу сказать об этой речке? Речка эта мне запомнилась довольно-таки хорошо. Помню, что течение там было очень медленное, а может быть, его там и не было в это время, это год 70-й, 71-й, 72-й. Но помню, что вода всегда была очень спокойная в этой речке. Гладь воды помню прекрасно, помню, что по берегам росла череда, стрелолист. Тогда, конечно, я не разбирался, я уже позже узнал это. Просто я помню те растения. Помню берега этой речки. Вода там была, кстати, такая зеленоватая, но довольно прозрачная, что было видно, что на дне у берега. На дне этой речки – заросли водорослей.  Довольно густые такие ёлочкообразные водоросли. И надо сказать, что когда уже позже, будучи в школе, я занимался аквариумным делом, я начал разбираться немножко в водяных растениях и в обитателях водоёмов, потому что отец в своё время подарил мне книгу. Очень интересная книга, называется «Аквариум в школе». Не помню уже, кто автор, но эта книга, наверное, 50-х годов. И вот, изучая эту книгу, я сейчас уже, с высоты своих знаний, могу сказать, что на дне этой речки эти водоросли – это был роголистник. Почему я акцентирую на этом внимание – роголистник это такое растение, которое собирает на себя муть из воды. Не мусор, а именно мелкие взвеси, которые образуют муть. Так что надо сказать, что роголистник в наше время после этой речки мне уже ни в  одном водоёме не встречался. Заросли каких-то других водорослей, я не знаю, как они сейчас называются, какие-то крупнолистные. Но той красоты, как было на дне этой Волковки, я не встречал больше нигде. Может быть, это был признак чистой воды, не знаю.

Помню какие там улитки были. Некоторые ребята ловили рыбу. Они палкой выволакивали оттуда водоросли из воды, и в этих водорослях искали рыб. Находили каких-то карасей небольших. Там были жуки-плавунцы, были большие улитки. Это называется трудовик большой. В общем, вот такая вот самая элементарная флора и фауна в этой речке была. Рыба – да, какая-то там рыба была.

Кстати в то время, в начале 70-х годов о раках не было слышно. То ли их не было, может быть, их не запустили, может быть, я просто маленький был, об этом никто не разговаривал.

Но надо сказать, вода в этой речке имела некоторый запах. Я помню, если случалось сполоснуть в этой воде руки, то потом можно было ощутить какой-то кисловатый такой, гнилостный запах. Кстати, потом этого уже не стало. Может быть, это было связано с тем, что жители садоводства спускали стоки с огородов и с туалетов – не знаю, но почему-то вода имела какой-то запах. А я, будучи ребёнком, особенно на это обращал внимание, это чувствовал.

Южное шоссе пересекало речку в том самом месте, где сейчас находится детский дом. Я помню, там был бетонный мост с чугунными перилами, помню, что мост это был по ширине Южного шоссе, конечно, но он был не очень маленьким. Внизу даже в воду спускались колонны. Не помню, сколько колонн было и сколько их рядов было, но мне запомнились именно колонны.

За этим мостом, на том месте, где сейчас находится детский дом, тоже было садоводство. Кстати, вот это садоводство, про которое я начал рассказывать, его начали уже сносить, но та часть садоводства, которая находилась на месте нынешнего детского дома, ещё существовала. И к этому магазину, который ныне Альпийский переулок, дом 30, из садоводства жители приносили продавать яблоки, смородину. Но, в основном, яблоки. Они продавали все это на пандусе у магазина, сейчас его уже нет, сровняли. Как раз там, где площадка на входе в ночной клуб там был этот пандус. В 84-м году там вели земляные работы, клался асфальт очень толстыми слоями, и этого пандуса практически не стало. И вот на этом пандусе бабушки-дедушки из садоводства и торговали яблочками и ягодами. Запомнился один дедушка, мы с мамой всегда покупали у него яблоки. Они были не крупные, но очень вкусные, мне нравились.

Когда начались строительные работы в этом садоводстве, я очень хорошо помню, что у трансформаторной подстанция, которая стоит в торце нашего 25-ого дома, там были гаражи. Кстати, рядом с этой подстанцией держали машины, наверное, местные участники войны, инвалиды, такие низенькие, приземистые гаражи, там всё время какие-то пожилые мужчины копались со своими запорожцами, с инвалидками. Когда там стали развивать строительство, рядом с этой подстанцией в землю вкопали деревянный столб, и линия этих столбов была протянута через Южное шоссе и дальше по пустырю в сторону строительства, в сторону этого садоводства. Это была электрическая линия от этой подстанции, видимо, для питания стройки. Я понимаю так, потому что был там протянут довольно солидный кабель по этим столбам туда. Эта деревянная линия просуществовала где-то до конца 70-х годов.

Может быть, эта линия питала ещё столярную мастерскую. Столярная мастерская была построена в  том месте, где находился когда-то фруктовый сад. В том месте, где находится  детская поликлиника № 34, ближе к Будапештской улице. Вот как раз напротив этой поликлиники, прямо на самом  берегу этой речки Волковки, по берегам росли тополя, там вдоль берегов всей речки росли тополя или ивы, но здесь росли именно тополя, и на них было много скворечников. Сад находился, на этом месте. Этот сад снесли, и вот как раз на берегу реки, рядом с этими тополями, обращённая в сторону нынешней детской поликлиники, была поставлена столярная мастерская. Может быть, там делали рамы, может ещё что. Она тоже очень долго просуществовала, уже там было всё застроено, а вот этот барак стоял тоже где-то до конца 70-х годов. Его разобрали, может, году в 80-м даже, к Олимпиаде.

Потом настал черёд, когда стали сносить и то садоводство, которое находилось на месте нынешнего детского дома. Я помню, что садоводство, которое находилось, так будем говорить, на Будапештской улице и до моста с Альпийским переулком, вот этот участок  садоводства мы называли «Старое садоводство». А когда стали сносить то садоводство, которое на месте нынешнего детского дома, и туда дальше за Бухарестской улицей, где Кирпичный завод, в сторону поселка Кирпичного завода, вот этот участок стали называть «Новое садоводство». Из садоводств дольше всего просуществовала та часть, что находилась вдоль Южного шоссе на том месте, где находится парк Интернационалистов. Оно находилось как раз между Волковкой  и Южным шоссе, проходящим вдоль  Кирпичного завода.  Наш район был уже весь застроен, прошло уже много лет, но там  ещё жили, и туда ходить было нельзя. Там были заборы, и конечно, если бы кто-то туда влез – просто отругали бы.

По поводу «Нового садоводства», которое находилось на месте, где сейчас находится детский дом, тоже помню, мы с мамой вечерами ходили гулять к школе, к 310-й, в которой я потом учился – это мне уже было лет шесть-семь.  И вот этот пустырь перед школой, тоже такое маленькое поле, заросшее травой, речку Волковку в лощине и по другую сторону уходящие в воду заборы и тоже все утопающее в садах. Было очень много комаров.

Помню, эту речку начали засыпать.  Автомобили, самосвалы стали привозить – это был, наверное, год 73-й, самосвалы стали привозить землю и какой-то мусор может быть строительный, но больше всего какая-то земля была. В общем, было насыпано очень много этих куч на том самом месте, где сейчас по Альпийскому переулку два новых кирпичных дома.  Словом, напротив этого торгового центра, где находится теперь ночной клуб. Вот это расстояние до речки всё было засыпано. Я ещё спрашивал у мамы, зачем сюда столько навозили куч. Она говорила, это они будут речку засыпать. Ну и потом с течением времени бульдозер стал сталкивать все это в речку. Так вот эта речка постепенно стала уходить.

Так же речку стали засыпать и в том месте, где находится 78-ая поликлиника, где мостик находился как раз за магазином, который мы называли «На кольце». Сначала привезли большие бетонные трубы, которые можно было вставлять одна в другую, с такими раструбами. И все подумали, что эту речку просто хотят пустить в трубы. Потому что там было довольно много привезено этих труб и их спускали прямо туда, где был мостик через речку. Потом стали засыпать, но они там видимо так и остались, эти трубы в земле.

В районе 78-й взрослой поликлиники нынешней и 205-й гимназии, которая тоже находится, на месте сада, и школы № 298, там сохранилась пойма этой речки. Речку саму засыпали, но сохранилась эта лощина. Она сначала была довольно заболоченная, но потом были попытки это все облагородить, в общем, там сделали спортивную площадку для 205 школы. Там была сделана гаревая беговая дорожка, и футбольное поле с воротами внизу. Как называли это – «заливной» стадион. Не знаю, почему «заливной». Мы же не думали, что весной он заливается водой, хотя никакой воды там не было. Эта лощина, она существует до сих пор это – единственный след от поймы реки.

Дальше, когда стали засыпать речку, в районе, остался кусок речки, пруд, в том месте, где находится детская поликлиника № 34. Остался этот пруд, но надо сказать, что когда стали засыпать речку, то вода там поднялась, речка уже утратила своё русло, она стала гораздо шире. Не речка уже, а пруд. Вода стала гораздо выше и залила эту пойму.

В некоторых своих очертаниях речка, когда её стали засыпать, сохранялась ещё в том районе, где находятся 14-этажные дома, там тоже ДОТ находится. Вот там тоже кусочек был. И в том месте, где сейчас находится детский дом. Но уже там течения никакого не было, она уже не существовала как речка, но она ещё сохраняла свои берега и очертания, особенно на той стороне, где находились садоводства.

Но с течением времени, я помню, туда был навезен всякий строительный мусор, земля, эти кучи долго стояли, а потом, незадолго до строительства этого детского дома, эту речку стали засыпать. Это где-то в начале 80-х годов, примерно. По крайней мере, стали планировать территорию под этот детский дом, там все стали распахивать, Но до этого времени тоже там бульдозер постарался.  То есть, дома там уже были снесены, остались отдельные деревья, яблоньки ближе к речке.

Может это было ещё связано со строительством, как мы называли его у нас в районе, «солдатского» дома.  Это 43/49. Его называют «офицерским» потому что там стали жить офицеры, но «солдатским» звали, потому что строили его солдаты, стройбат. А «офицерский» его назвали уже потом. Может быть, с какими-то прокладками и коммуникациями к «офицерскому» дому, или в связи с другими домами, которые строились южнее уже на месте этих бывших садоводств, где ДОТ находится, и ближе к Бухарестской улице нынешней это было связано.

Все сады были уже распаханы. Просто они были превращены в пустырь, на котором просто торчали отдельные какие-то уродливые деревца. Очень хорошо помню на этом пустыре, сейчас на территории этого детского дома, но немножко ближе к Бухарестской улице, было в земле какое-то бетонное сооружение. Длиной, наверное, метров 50-70 и шириной, наверное, метров 10. Я думаю, что это сооружение было связано с водопроводом.  Потому что из него торчали водопроводные трубы, какие-то краны, я не знаю, это было когда садоводство или уже позже было сделано. Но это было уже в довольно запущенном состоянии, и когда в начале 80-х годов стали опять это место планировать, распахивать, туда привезли огромный бульдозер. Мощный очень трактор с большим отвалом. И ещё помню, что сзади у него был клин на гидроцилиндрах, чтобы как зубом можно было что-то выдирать. Он там очень долго работал, недели две или три этот бульдозер медленно ходил туда и сюда по этому пустырю. И некоторые мальчишки из ближайших домов даже как-то познакомились с дядей-бульдозеристом, и он даже их катал в кабине этого трактора.

И мы с ним тоже, я имею виду, что я и мои знакомые ребята, мои товарищи, когда туда ходили гулять. Как-то случилось с этим дядей поговорить, и он нам сказал, что так называемый «клык», он назвал его «клыком», то, что было сзади у этого бульдозера, что он никак не может разворотить это бетонное сооружение. Что это такое? Вот я ему сказал, что да, там очень большое было. А я, говорит, думаю – что там такое, мне никак отвалом, конечно, это не распахать, надо сносить, и он пытался разворотить его этим клыком.  Ну, что-то у него получилось, что-то не получилось, но, одним словом, поле это распахали. Я не скажу, что он успешно это все, там ещё крупные части валялись, стены остались уходящие в землю, но думаю, конечно, это сооружение было создано позже, когда это садоводство там сносилось. Не знаю, к чему оно имело отношение.

Помню маленькие домики в начале 70-х годов как раз, у речки Волковки, заборы со стороны садоводства. Долгое время, уже когда там всё застроили, но ещё, правда, не было детского дома, я помню, торчали из земли остатки сгоревшего сарая. Он находился у самой воды, и доски полностью не сгорели. Торчали обгоревшие куски досок, прямо стены по очертаниям сарая,  и там стояла металлическая кровать такая узорчатая, старинная. Лежали бетонные трубы, что-то там пытались с этой речкой сделать, не знаю. Мы там даже однажды, могу сказать точно, это был 81-й год, с моим другом на речку, пришли, начался ливень, и мы в такую трубу спрятались. Там уже кто-то зажег костер, горела кипа газет, и нам было интересно переждать грозу в этой трубе. Росли там тополя, они были спилены ещё со времен садоводства, мы на них тоже забирались, они такие чашеобразные были. Помню деревянный дом на том месте, недалеко от этого сгоревшего сарая, он как бы находился на спуске этой поймы. Но это был год наверное 73-й, 72-й.

Территория пятой детской больницы. Помню очень хорошо это место.  Мы тогда уже были довольно большими ребятами, нам лет было по 13-14-15, вот так, и в это время мы стали   позволять себе довольно дальние прогулки.  Там уже территория была застроена, по Бухарестской улице в ту сторону, на юг. Бухарестская улица доходила до улицы Димитрова. Дальше был поворот на улицу Димитрова, а дальше была свалка. Очень хорошо помню свалку.  Там, где сейчас находится «Лента»,  на этом месте находился загаженный карьер.  По всей видимости, это был карьер. Одним словом, водоём совершенно мертвый. Вот на том месте находилась свалка.  И посреди  свалки находился этот водоём, и в него что только не сбрасывалось. Какие-то химикаты, какие-то отходы производства. Там явно было видно, что отходы обувного производства, и отходы кожевенного производства, и пищевого, и чего там только не было. И видимо с автопарков привозили, и все туда ссыпалось. И наверное, привозили с завода «Стройфарфор»,  потому что там лежали какие-то битые унитазы, умывальники.  Именно такого, промышленного характера мусор был.  Какие-то бочки лежали, и я помню, что вот этот карьер  маленький, весь мусор тоже в него сваливался и там вода была совершенно мутная, живности там никакой, естественно, не было, и растительности, даже по берегам. Вода была такого серовато-зеленого цвета, и там всегда стоял такой  химический острый запах.

Бухарестская улица тогда представляла собой грунтовую дорогу. Туда все время одна за другой шли машины, которые везли  этот строительный мусор. И вот примерно в том месте, между этой «Лентой» и Бухарестской улицей, стоял дом. Деревянный дом, небольшой такой, не очень хорошего вида, там находился всегда какой-то дежурный, который встречал эти самосвалы. Он то ли отмечал их, то ли что, не знаю. Может там контора какая-то была и все время какой-то там дяденька находился. Машина подъезжает, останавливается рядом с ним, что-то он там отмечал и дальше они ехали, вываливали это все дело. Сворачивали направо, в то место, где теперь «Лента» находится, к этому карьеру, и дальше туда, южнее. И все там было засыпано этими вот кучами всякого мусора.

Сама же Бухарестская улица, в том виде, в каком она сейчас проходит, я имею в виду по направлению географическому, это была просто небольшая насыпь и грунтовая дорога, которая шла прямо на юг. С одной стороны, если на юг идти – с правой стороны, там была свалка, а с левой стороны, под этой небольшой насыпью находился лесок.

Карьер , который находится сейчас угол Димитрова и Бухарестской улицы, был гораздо больше,  наверное метров 100-150 южнее был его берег. Когда стали строить новые дома 137 серии на улице Димитрова, его здорово засыпали. Вот сейчас по его месту проходит улица Димитрова.  А тогда его южный берег доходил бы, наверное, до подъездов вот этих домов.  Берег тот, с той стороны, где дома, был довольно отлогим. Это было похоже на пляж. Потому что по выходным, летом особенно, там было полно народу.  Люди приходили загорать.  Купались вовсю. Сам я не купался, но  люди очень многие купались.  А вообще у этого карьера, если идти по Бухарестской улице, по берегу и посмотреть вниз, то было видно, что берега там обрывистые.  То есть, там отмели никакой не было.  И вода всегда была такого цвета, морской волны, зеленоватая. Видимо, оттого, что там находилась голубая глина. А южный берег был, по крайней мере, сколько-то метров был отлогий, может дальше там в воде уже был обрыв, но говорили, что купаться там очень опасно. Купались там только взрослые. Много людей там утонуло.  В нашем доме жил какой-то мужчина немой. Как получилось, рассказывают, что он тоже пошёл гулять на карьер, был выпивши, как-то упал туда, ну в общем, утонул.  Говорили, что много людей там утонуло, и это связано было с тем, что там обрывистые берега и что сразу идет на глубину.  Я не знаю, на самом деле, какая глубина была у этих карьеров, говорили, что  до 15 метров. Поэтому я как-то побаивался немного этого карьера и мои родители, конечно, не пускали меня купаться на нём. Но мы ходили туда загорать.

Так вот, что касается южного берега этого карьера, там, где сейчас проходит улица Димитрова, южный берег этого карьера отлогий, по нему проходит грунтовая дорога, это уже на восток, в сторону Софийской улицы,  примерно в том направлении, как сейчас идет улица Димитрова. А вот дальше, южнее этой дороги, вот тут начинались кусты, тут начинался лес.  Осинки, березки. Такой был молодой лесок.

В этом лесу, когда я стал уже побольше, наверное, мне было лет 7-8-9, тоже мы ходили на прогулки с мамой, с отцом. Я замечал, и мне родители показали, что там было много окопов.  В этом лесу они имели М-образную форму.  Какие-то окопы, какие-то канавы, траншеи там проходили. В одном месте лежали какие-то непонятные ржавые предметы.  Мы называли их снарядами.  Потому что они действительно были похожи на снаряды. Они были в длину метра полтора, не меньше. Не знаю, что это было на самом деле,  может быть, это были какие-то баллоны.  Но, может пикантности ради, их называли снарядами, что там снаряды лежат.  Было много воронок.  Мама моя войну помнила очень хорошо, она  знала, что такое окопы, что такое воронки. Вот она мне показывала, что вот это воронка от снаряда, а вот это окоп.  И этого там было довольно много.  Вот что мне запомнилось.

Если ещё южнее – этот лесок постепенно начинал заболачиваться, уже там почва переходила в мох,  и вот мне помнится начало 80-х годов, год наверное 79-м или 80-м, что там уже было просто болото.  Мокрый мох, всё заросшее кустами ивы. Вот такой там был ландшафт. Это было примерно, если от нынешней улицы Димитрова,  лесок такой был метров 300-400, относительно сухой. А вот дальше всё там было совершенно заболочено. Просто мокрая почва, мох, вода всюду, особенно осенью, без резиновых сапог там было не пройти. Это были довольно таки романтичные места, мы, тогдашние мальчишки смотрели всякие фильмы про войну, про болота и нам было интересно туда приходить и тоже ходить по таким унылым, болотистым местам.

Это место было нам досягаемо, когда нам было лет 8-9-10. Когда мы выросли, мы позволили себе прогулки более дальние, в сторону станции Купчино по Бухарестской улице. Бухарестская улица тогда была просто спланирована бульдозером, распахана. Никакого асфальтового покрытия не было, просто грунтовая дорога. Туда, до того самого места, где сейчас находится улица Олеко Дундича.  И прекрасно помню этот ландшафт. Вот идёт эта улица, она как бы шла немножко внизу, по бокам были такие обрывчики, как бульдозер пропахал. Особенно по правую сторону, если идти в сторону Купчинской, там были свалки, свалки, свалки всякого разнообразного мусора. Они уже в то время зарастали, к тому времени туда уже не возили мусор.

Мы не раз ставили себе задачу дойти до той самой дальней железной дороги, то есть, до окружной железной дороги. Мы тогда её называли «вал», потому что это насыпь. Дойти до вала. Мы тогда дошли до того самого места, где сейчас находится роддом. Увидели эту железную дорогу вблизи и вернулись назад. Помню, с отцом такие прогулки совершали, с ребятами знакомыми. Это лет нам было уже по 14 по 15. И очень хорошо мне запомнился вот этот самый лес. На месте именно 5-й детской больницы он находился.  Ну, собственно, лес  там находился на большей площади, но когда там началось активное строительство, этот лес попросту пустили под бульдозер. Но вот на месте этой 5-й больницы он просуществовал дольше всего.  Это уже были не просто заросли кустов, это был настоящий лес.  Березы, осины, ольха, такие деревья там росли.

И как-то раз наш сосед и кумир местных ребятишек дядя Лёша, который жил в нашем доме… Почему он был кумиром – потому что своих детей у него не было, и он всё время занимался ребятишками. Он заинтересовал мальчишек разных возрастов, начиная от 5 лет и старше. Ходили, гуляли, игры придумывали. Вот он как-то с одним парнем из нашего дома и ещё с одним ходили в этот лес за грибами. Вернулись, и мне рассказали, что там какие-то могилы раскопанные и лежат кости. Мне тоже было интересно попасть в этот лес, и в конце концов как-то мы пошли туда. Я не помню с кем – с отцом мы прогуливались туда или ещё с кем – ну, неважно. Короче говоря, мы пришли в этот лес. Костей я конечно там не увидел никаких, но то, что в этом лесу находились могилы, и что они были расположены в определённом порядке, это я могу сказать совершенно точно. Да. Это были самые настоящие могильные холмики. На них не было никаких крестов, ни каких памятников. Просто холмики. Даже ни палочки в головах не стояло, ничего.  Но была уверенность, что это именно могильные холмики.

Конечно, было интересно, кто здесь похоронен. Суждения были самые разнообразные.  Дядя Лёша обладал большой фантазией, он сказал, что это может был какой-то немецкий десант.  Что был когда-то во время войны был высажен десант немецких парашютистов, они были перестреляны, и тут же их и захоронили. Но я сомневаюсь, что немецких парашютистов стали бы хоронить каждого персонально могиле. Потому что эта могила была не братская, это были именно индивидуальные захоронения. Сколько их  было, я не помню. Но их довольно много было. Так до сих пор я и не знаю, кто это был.

Многие рассказывали, что там были могилы раскопанные и кости валялись. Но когда уже туда добрался я, мне костей не попадалось. Может быть , это были жители деревни Купчино, хотя это находилось довольно далеко.  Может это находились погибшие во время войны строители оборонительных сооружений, которые копали там окопы. Так и осталось загадкой, чьи это были могилы и как давно они появились.

Лес этот довольно долго просуществовал. Рядом было уже всё застроено, и он был такой единственной зелёной зоной, зелёным островком посреди вот этих новых современных высотных домов. Мы даже полагали, что его специально решили сохранить.

Но вдруг настал тот момент, когда тоже его разровняли. Я, правда, не видел, как это было, но его разровняли и уже на том месте появилось строительство, и выросли новые корпуса детской больницы. Конечно, жалко, что этот лес снесли. И что память об этих людях, которые там были когда-то захоронены, ушла в небытие.

Могу сказать ещё об одном предполагаемом захоронении. Может быть, оно было одно, может быть, не одно. То место, где сейчас находится Фрунзенский райсовет. Исполком. На Пражской улице. Это уже 80-е годы. Долгое время там был пустырь. И вот где-то в середине 80-х годов там началось строительство здания этого исполкома. И мне один мой товарищ школьный, он часто катался на велосипеде по району, он уезжал далеко, везде катался, он рассказал, что как-то раз он проезжал мимо этого строительства. Там велись какие-то земляные работы – то ли копали котлован, то ли траншеи для прокладки коммуникаций, в общем, там кучи земли были всюду. Вот он проезжал там мимо, и он увидел лежащий на земле человеческий череп. Может быть, это было захоронение, неизвестно. Но он рассказал, что видел. Вот такой факт исторический есть. 

Был 1984 год. Тогда в Купчино проводились серьезные работы по облагораживанию территории. И как раз велись работы по созданию парка Интернационалистов. Изначально он был заложен, кажется, в 82-м году и назывался Комсомольский парк, или как-то так. Я помню, что комсомольцы Ленинграда собрались там, это даже было по телевизору и по радио сказано, и заложили этот парк.  Но там маленький участочек был символически облагорожен. А вот уже работы по облагораживанию территории стали проводиться, яркие картины этих работ я помню в 84-м году. Тогда по всему Купчино это как-то пошло, и вот в районе 34 поликлиники этот пруд, про который я рассказывал, где поднялась вода,  его тоже стали облагораживать, и серьёзные работы велись как раз там, где сейчас находится парк Интернационалистов.

Помню ещё до облагораживания этот пустырь, на котором находится парк Интернационалистов между проспектом Славы и речкой. Ухабистый был пустырь. Там были сплошные кочки. Но на самом деле, как я понял, это были не ухабы, это были следы каких-то укреплений, окопов. Это были следы окопов – это потом уже я узнал. Но помню как-то раз со стороны посёлка Кирпичного завода мы с мамой решили по какой-то тропинке через этот пустырь пойти обратно в сторону Бухарестской улицы. Мы как раз шли через этот пустырь и мы с мамой практически не могли идти, потому что всё время вверх-вниз, настолько этот пустырь был весь изрыт. Местные мальчишки там строили какие-то землянки, в которых они видно играли в карты. Мы однажды тоже гуляли там, увидели такую землянку, залезли, хорошо, что там никого не было. Увидели там какие-то бутылки из-под вина, увидели колоду карт лежащую, ну и поняли, что тут собираются ребята.

На этом пустыре выгуливали собак местные жители. Помню на берегу речки со стороны этого пустыря стояло большое высохшее дерево. Это дерево, по всей видимости, было убито именно людьми. Потому что там что только не творили около этого дерева. Около его ствола жглись костры и что там делалось не знаю. Я понял, что оно засохло не просто так.  Кто-то мне рассказывал, что ребята и ножи в него кидали и что там только не было. Но я помню уже этот сухой скелет дерева, оно довольно массивное было, тополь, наверное. Что коры на нём уже не было, и весь ствол был испещрённый какими-то ранениями. Внизу были остатки костров, в общем, уже белый, без коры был ствол с ветвями и все. Вот такой этот пустырь был до 84-ого года.

В 84-м году там начались  активные земляные работы, стали планировать территорию, и самое главное, что начали делать, пожалуй, даже с чего начали эти работы – это именно начались работы по приведению в порядок водоёмов. То есть, с остатков этой речки Волковки. Первую такую работу я видел в том же 84-м году.

Пруд, остаток от речки, тот самый, который находится теперь перед 34-й детской поликлиникой, начали чистить. Со стороны пятиэтажного дома к люку, к колодцу канализационному от пруда прокопана такая небольшая канава, траншея. Было понятно, что это сделано было для того, чтобы вода этой речки, не речки а уже пруда, утекала в этот канализационный колодец. Потихоньку, за несколько недель, вода была спущена. То есть, уровень воды опустился, я не знаю, там уже до метра где-то, он уже превратился в черную болотную жижу. А вообще вода там была чистая. Именно тогда, когда там не было ничего облагорожено, именно тогда заговорили о раках. Что там были раки. И действительно мальчишки ходили туда, ловили раков, ну а раки это признак чистой воды. Действительно там было много раков до 84-ого года. И большие раки, и маленькие. Мы сами их ловили, а потом снова отпускали туда. Местные старички ловили там рыбу. Кто-то с плота, кто-то с берега. Ну так, видно чисто из спортивного интереса, потому что рыба там не была большая.

И был такой слух среди мальчишек, что где-то вот здесь, на дне этой речки, находится потерянная во время Великой Отечественной войны 45-миллиметровая пушка. Что вроде кто-то что-то видел, что здесь на дне находится пушка. Поэтому этот пруд всегда вызывал у нас большой интерес. И особенно интерес возник, когда мы увидели, что эту речку стали спускать.  Мы уже там ходили, наблюдали, ждали того момента, когда что-то там покажется из воды.

Посредине этого пруда, уже когда вода была спущена, наконец, появился какой-то остов. Но как мы поняли, это торчащий из земли какой-то деревянный столб. И вот я прекрасно помню тот момент, когда воду спустили, и там уже осталась одна черная как нефть жижа. В этой жиже кишела рыба, и кишели раки. Там уже не надо было как-то специально их ловить, все это можно было просто брать руками, все так и кишело. Я помню тот день, когда я это видел. Местные мальчишки слетелись туда как вороны. Все лезли в эту воду, буквально в одежде, даже не в воду, а в эту жижу, и с алчностью ловили этих раков, хватали, кто больше.

Помню, мальчишка с нашего дома, его Вадик звали, там нашёл какую-то строительную каску пластмассовую, и полную эту каску раков наловил.  Я раков не ловил, я просто смотрел, как это делают наши мальчишки.

Когда этот этап остался позади, приехала строительная техника. Я уже не помню, как вычищали эту грязь, то ли драглайном, то ли сразу бульдозером, я упустил этот момент, но я помню уже, что на дне этого пруда уже ходил бульдозер. Они как-то выгребали ил, расчищали от всякого мусора, от всякого хлама, по-моему, это даже вывозилось самосвалами, а потом стали приходить самосвалы, и вываливать туда чистый песок. Этот песок так же по всему дну разравнивался бульдозером. Когда это все было сделано, пруд постепенно стал заполняться водой, и стал существовать примерно в том виде, в каком он существует сейчас.

Единственно, я помню ещё раз очистные работы подобного рода проходили уже наверное в 97-м году. У меня тоже где-то была фотография. Но тогда, по-моему, чистили экскаватором.  Но могу сказать, что именно после тех работ в 84-м году в этом пруду уже не стало раков, изменилась совершенно растительность, то есть там уже роголистника не было, стрелолиста там до сих пор тоже нет. Есть какие-то водоросли на дне, но там уже стало не интересно. Я не знаю, есть ли сейчас там рыба, может кто-то и запустил, но могу сказать, что до этих работ, пока этот пруд сохранялся в диком виде, там было много раков, была рыба, были хорошие здоровые водоросли, чистый роголистник.

В том же 84-м году, когда велись работы на этом пруду, стали вестись работы на пруду, где сейчас находится парк Интернационалистов. Я не знаю, каким образом там стали спускать воду, но суть работ заключалась в том же самом. Спуск воды и чистка дна. Там уже я видел, стояли драглайны, бульдозеры, экскаваторы. Все что-то выгребали из этой речки.

И вот как-то раз наш дядя Лёша с мальчишками туда ходил, и ребята мне рассказывали. Нашли машину.  Мне конечно тоже стало интересно. И с этими ребятами мы пошли смотреть. Эту машину вытащили из воды примерно в том месте, где находится трамвайное кольцо. Ну, может быть, немножко восточнее. Это я так полагаю, что её там нашли. Когда меня привели к этой машине, она лежала уже недалеко от проспекта Славы на этом пустыре. Подобную машину мы можем видеть в музее Дороги жизни под открытым небом. Там тоже со дна Ладожского озера подняли автомобиль. Что он из себя представлял? Ржавая рама, ни кабины, ни капота – ничего нет. Ржавая рама, руль торчит, кочерыжка монолитная мотора, от кузова только одна платформа осталась. Сохранились единственно шины резиновые, и все. Кабины были деревянные, конечно, она и не сохранилась. И лежал радиатор. И на этом радиаторе чётко мы прочитали надпись.  «Урал Зис». Как эта машина попала в речку, когда, конечно, это нам неизвестно. Но было очень интересно.

А пушку так и не нашли. Но видимо, слух этот имел под собой какую-то почву.  Дело все в том, что ещё до того, как эту речку, этот пруд стали чистить, не очень далеко в этой речке, в районе трамвайного кольца, находился посреди воды заросший камышами островок.  Его даже нельзя назвать островком, потому что земли там как таковой не было, просто почему-то прямо посредине этой речки были заросли камыша. Видно, там что-то было. Может быть, это и была та машина, покрывшаяся илом. Может, там и рос камыш поэтому.

Я сейчас, конечно, очень жалею, что мы не спрятали куда-то хотя бы радиатор от этой машины. Конечно, отвинтить от нее что-либо не представляло возможности. Она была вся в иле, и гайки и болты конечно намертво заржавели. Но я очень сейчас жалею, что мы ничего не взяли от нее на память. Хотя сам радиатор с надписью «Урал ЗИС» был отломан и валялся. Я не знаю, наверное, бульдозером её приволокли на это место. Но мы посмотрели, пожалели об этой машине и ушли. Куда она делась потом, неизвестно. Ну а дальше шли строительные работы, которые постепенно превратили эту местность в парк, а остатки речки – в пруды.

Дуб. Знаменитый купчинский дуб. С этим дубом много было связано. По всей видимости, этот дуб имел возраст значительно больше ста лет. Вот это сейчас я прикидываю, относительно своего жизненного опыта. Дубы, такого размера как он, а он был  конечно не очень большой, но довольно толстый.  В Царском Селе, в Пушкине, рядом с Фёдоровским собором до сих пор сохранились дубы, которые посажены были царской семьей в 1909 году. И примерно, как эти деревья выросли, какой они имеют возраст и какие размеры, я сужу, какой был тот дуб. Он был побольше, чем те деревья. То есть возраст у него был солидный.

Этот дуб находился рядом с проспектом. Это был квартальный проезд со стороны проспекта Славы в сторону домов 37 и 35 по проспекту Славы. Дуб должны помнить все жители этих мест.  Там было открытое место, и он один стоял на пустом месте. Сейчас, если бы он сохранился, он стоял бы напротив входа в ЗАГС. Но немножечко он был все-таки ближе к 37-му дому.

Чем этот дуб был интересен? По началу, конечно, обычное дерево, что в нём интересного? Стои́т на пустыре у самой дороги это дерево, внизу лежали какие-то камни. Но я помню другое. Когда я был маленький – просто дерево и дерево, а когда мне было лет уже четырнадцать, вот я помню, что каждый уважающий   себя мальчишка должен был (это такое негласное поверье было) обязательно побывать на этом дубе. Залезть на этот дуб было, конечно, неимоверно сложно. Потому что внизу веток не было и ствол был… не скажу, что он был ровный, но залезать по нему было сложно. Для того, чтобы залезть, он был довольно гладкий. Кора…. Но все-таки какие-то выступы были, и процесс, чтобы с земли добраться до первых толстых ветвей этого дуба, мог занимать минут тридцать и сорок. Я помню, с каким трудом туда мальчишки залезали. Сначала несколько безуспешных попыток, потом где-то выше, выше, там отдыхали, карабкались...

Всякие слухи ходили. Я немножко вернусь, говорили, что где-то на верху этого дуба, где-то там есть дупло, в этом дупле кто-то что-то прячет. Не знаю, насколько это верно, по крайней мере, дупла этого я не видел. Кто-то говорил, какие-то мальчишки там прятали гильзы или патроны, что-то такое вот. Может быть, оно где-то и было. Может быть, это просто были байки, чтобы возбуждать в ребятах интерес.

Но могу сказать, что я как-то не имел рвения залезть на этот дуб, я только принимал участие в компаниях, в экспедициях, когда ребята забирались на этот дуб. Соберутся три или четыре человека ребят – пойдём, надо залезть на этот дуб. Кто-то из этой компании обязательно попытается на дуб забраться. Это было сложно и довольно таки опасно, потому что сорваться оттуда – упал бы, мало не показалось.

Помню случай. С ребятами мы пошли, один из нас захотел туда забраться, тут целая история получилась. Пришли мы к этому дубу. Был я, был Лёша Богатырёв с нашего дома и ещё кто-то. Один или два человека из ребят. Лёша, он меня младше года на три был. Подошли мы к этому дубу. А Лёшка, он парень такой шебутной был, всюду лазал, такой боевой. В общем, Лёшка решил залезть на этот дуб. Забрался он туда, долго лез, минут, наверное, тридцать. Залезет, повисит, отдохнет, ещё какие-то движения сделает, несколько сантиметров вверх. Ну как всегда, как все забирались. Много народа ходило со стороны проспекта Славы в сторону домов, или наоборот, со стороны домов в сторону проспекта. И любопытно, какое было разное отношение у людей к тому, что ребята забираются на дерево.

Кто-то проходил молча, кто-то говорил «Хулиганы, слезайте сейчас же!» Кто-то говорил: «Ребята, вы же можете упасть, разбиться!» Кто-то проходил, говорил «Эх вы! Не умеете по деревьям лазать! Ну-ка давай-ка сильнее обхвати, возьмись за эту ветку, усилие!» В общем, мнения расходились. Но мы старались не обращать на это внимание.

Лёшка уже залез довольно высоко, когда к нам подошла старушка с собачкой. Она подошла, назвала, естественно, нас хулиганами, и потребовала, чтобы мы немедленно слезали с этого дерева. Вернее, Лёша чтобы слезал с дерева. Немедленно чтобы он слез. И если он тотчас же не выполнит её приказания, она пойдет и вызовет милицию.

Как-то мы спокойно очень к этому отнеслись, не приняли всерьёз. Сказала и сказала. Короче говоря, Лешка продолжил подъём, а бабушка сказала: «Все, я вызываю милицию!» И пошла в сторону 37-ого дома. Там на углу стояла телефонная будка.  Мы увидели, что бабушка действительно зашла в эту телефонную будку, сняла трубку и стала с кем-то разговаривать. Мы решили – ну, пугает нас.

В общем, Лёшка благополучно залез на этот дуб, потом спустился и мы пошли просто не спеша гулять дальше. Мы прошли вдоль 37-ого дома, потом мы пошли на речку, на тот участок речки, который находился перед 310-й школой, походили на остатках этой речки. Просто так прогулялись по району. А день был какой-то серенький, я помню, что ничего интересного у нас не было. Прошли вдоль этой речки, перешли её по трубе, там в воде труба лежала, тоже было интересно по этой трубе ходить, довольно рискованное дело было. И вернулись домой, к нам в 25-й дом на Славе. Пришли домой, всё спокойно, всё хорошо, ничего особенного, обычная прогулка   мальчишек по району.

Каково же было моё удивление, когда впоследствии я узнал, что бабушка милицию вызвала на самом деле. Удивительным было и то, что милиция приехала тоже на самом деле. Я не знаю, что бабушка сказала, когда звонила туда, но неужели милицию действительно заинтересовало то, что ребята лезут на дерево? Выяснилось, что милиция мало того, что приезжала на место происшествия, туда, где Лёшка только что лазал на дерево, оказывается за нами была снаряжена целая погоня. Мы совершенно этого не знали, и спокойно, медленно прогуливались. Оказывается, тут дело вот такое было, что там даже шли вдоль 37 дома и спрашивали людей, не видели ли они вот таких вот ребят, и если видели, то в какую сторону они побежали?

Я понял так, что эти поиски милиции не увенчались успехом, и они уехали. Но тут удивляет сам факт, что была вызвана милиция, и что милиция приехала. Вот такую интересную историю я помню, связанную с этим дубом.

Очень жалко, что когда стали строить этот новый дом, это был уже конец 80-х годов, начало 90-х. Я имею в виду дом где ЗАГС находится Фрунзенского района. Я помню, в 86-87 году отрывался котлован, закладывался фундамент, сваи забивались, потом в конце 80-х годов, в начале 90-х строительство было заморожено, хотя дом на половину и даже больше возвели. Потом его возобновили. В общем, где-то наверное в середине 90-х годов его закончили. Дуб этот никому не мешал. Я не знаю, зачем его спилили. Я видел, когда уже строительство было заморожено, там вся стройка была разграблена, наверное, от заборов уже ничего не осталось – можно было ходить где угодно – типичная картина начала 90-х годов. Как-то раз я проходил в том месте, и увидел, что этот дуб спилен, валяется рядом. Хотя он абсолютно никому не мешал, не могу понять, зачем это было сделано. Потом ствол этого дуба уже бульдозером был перетащен ближе к проспекту Славы, а дальше я уже не знаю, наверное, он сгинул уже со строительным мусором, когда вывозили мусор со стройки. Очень жалко, что дуб этот уничтожен.