Что это, череда случайных совпадений, или во всём этом есть элемент мистики? Почему именно в последние годы целый ряд различных монументов, как бы, показались из земли, проявились, стали заметными? И не где-нибудь, а именно здесь, в Купчине. Что это значит? Предки вопиют о справедливости? Возможно, уже пришло время вспомнить о "любви к отеческим гробам". А может, просто появились люди, которым это небезразлично. Как бы то ни было, а очередное древнее надгробие было обнаружено в лесочке, на территории бывшей радиостанции.

Местная жительница, Ольга Ясененко, нередко прогуливается по родному району на велосипеде. На одной из таких прогулок, катаясь по тротуару Софийской улицы, Ольга заметила неподалёку от тротуара странный камень с явными следами обработки. Погода благоприятствовала находке. Поздняя осень. Листья давно облетели. Земля уже промёрзла, но снег ещё не выпал. Все эти обстоятельства и сделали возможным обнаружение монумента, который будет основой нижеследующего рассказа.

Надгробный камень был обнаружен в лесу, на нечётной стороне Софийской улицы, неподалёку от овощной базы, в лесу на территории бывшей "глушилки", иначе именуемой "Радиополе".

Предварительное исследование надгробия, проведённое на месте, позволило сделать следующие выводы:

1. Надгробие, изготовлено из красного гранита в виде "Голгофы" завершалось чугунным крестом. Крест к настоящему времени полностью утрачен. Гранит имеет трещины.

2. На монументе имеется надпись. Она гласит: "Здесь покоится прах Коллежского Советника и Кавалера Дмитрия Ивановича Гусева скончавшегося 1848 года 2-го июля на 59 году от рождения. Прости мой друг. До радостного Утра".

3. Место обнаружения надгробия не подведомственно никакому кладбищу в настоящее время, в описанный исторический период каких-либо кладбищ на этом месте также не располагалось.

4. Неподалёку от места обнаружения надгробия до начала 1960-х годов располагалась часть Преображенского кладбища (ныне – кладбище Памяти Жертв Девятого Января), ныне полностью уничтоженная.

Каким образом надгробие с могилы коллежского советника оказалось в Купчине и где, собственно, оно располагалось изначально, это и предстояло выяснить. За исследования взялись купчинцы Ольга Ясененко, Павел Швец и автор настоящего сайта. Весомый вклад в исследования внёс Вячеслав Минин, также купчинец.

Просмотрев изрядное количество различных исторических документов, разослав запросы в несколько архивов, инициативной группе удалось собрать сведения как о человеке, надгробный камень с могилы которого был обнаружен, так и о месте его захоронения. Признаться, сюрпризов было предостаточно. Но, обо всём по порядку.

Начали, конечно же, с изучения надписи на памятнике. Некогда надпись была золочёной. Теперь вся позолота утрачена и надпись довольно трудно было разобрать. Для удобства прочтения был выбран простой способ – натереть памятник мелом. Подобная процедура никак не может нанести ущерб камню, а сама надпись после такой обработки стала значительно явственнее. Прочтённая на надгробии надпись в современной орфографии указана выше. Также прилагается текст в оригинальном исполнении.

Эпитафия на памятнике – это, вероятнее всего, строки из весьма популярных в то время произведений: "Прости мой друг" М. Ю. Лермонтова и строчка из "Эпитафий" Н. М. Карамзина.

Что же касательно личности покойного, то, вне всякого сомнения, персона это была не рядовая. Следует отметить, что в Табели о рангах гражданский чин VI класса "коллежский советник" соответствовал чинам армейского полковника и флотского капитана I ранга. Перемены по службе чинов VI класса оформлялись "высочайшими приказами". Чиновники VI класса могли занимать должности начальников отделений, делопроизводителей в центральных учреждениях. Должности VI класса награждались личным дворянством. К коллежскому советнику обращались "Ваше высокоблагородие".

В печатном справочнике "Адрес-календарь или общий штат Российской империи" на 1844 год значится Гусев Дмитрий Иванович, надворный советник.*

Согласно "Списку гражданских чинов шестого класса" 1847 года, отпечатанного в типографии II Собственной Е.И.В. канцелярии, исправленного по 20-е декабря 1847 года, Гусев 3-й Дмитрий Иванович, коллежский советник, служил старшим столоначальником 3-го стола 2-го отделения Лесного департамента Министерства государственных имуществ, имел жалование 729 рублей, и награды: орден Святой Анны третьей степени (1825), орден Святого Владимира четвёртой степени (1831), орден Святого Станислава второй степени с Императорской Короной (1844), Знак отличия за 30 лет беспорочной службы.*

Лесной департамент был образован 26 мая 1798 года. В честь его возникновения в различных губерниях были сделаны новые посадки. В частности, в Петербурге в 1799 году было посажено 1 343 молодых саженцев дуба у Петергофа, 2 213 молодых дубов у Охты, сеяли семена между старыми деревьями. Управление Лесным департаментом 7 сентября 1799 года было поручено генералу-кригс-комиссару, адмиралу О. М. Дерибасу. По именному указу от 29 декабря 1799 года в штате Лесного департамента – управляющий, 4 старших и 2 младших советника, канцелярия, чертёжная, приказной стол, регистратура и 6 отделений, ведавших казёнными лесами на всей территории страны. Функции департамента: "приведение государственных лесов в известность", сохранение их от "непозволительного опустошения", получение от них доходов, лесоразведение, руководство и надзор за местной лесной администрацией.

В "Адресной книге издательства С. Аллер" 1824 года указывается, что проживал интересующий нас господин во 2 Адмиралтейской части,  № 133, в доме Даненберга (в районе Столярного переулка и Мещанской улицы).*

По сведениям на 1837 года (издание К. М. Нистрема), адрес жительства Гусева: Невский проспект,  дом № 101 находившийся в Литейной части 3-го квартала. Это по-нынешнему – дом 100 по Невскому проспекту, почти в створе улицы Марата. В то время на месте нынешнего здания с адресом Невский проспект, дом 100, известного также, как дом Лопатина, находилось два дома, №№ 101 и 103.*

В документах архивного фонда Петроградской духовной консистории, в метрической книге церкви Входа Господня в Иерусалим, за 1848 год, в части третьей об умерших, в актовой записи № 221 указано, что коллежский советник Димитрий Иванов Гусев, служивший в Лесном департаменте Министерства государственных имуществ, 2 июля 1848 года умер в возрасте 59 лет от нервной горячки. 6 июля 1848 года и погребён на Волковском православном кладбище. Исповедовал и приобщал Святых Тайн протоиерей Иаков Предтеченский.*

Захоронение третьего разряда – это весьма престижное и дорогостоящее действо. Именно такого рода погребения и удостоился покойный Дмитрий Иванович. В документах архивного фонда Волковского православного кладбища, в "Книге для записывания прихода денег" по Волковскому православному кладбищу за 1848 год значится, что 5 июля 1848 года внесены деньги на погребение коллежского советника Гусева Дмитрия Ивановича: За катафалк – 1 рубль. На украшение церкви – 50 копеек. За место в 3-м разряде с разрешения настоятеля – 25 рублей. За копку могилы – 1 рубль.*

Итак, картина прояснялась. Дмитрий Иванович Гусев – государственный чиновник, успешно продвигавшийся по служебной лестнице, и к своему возрасту достигший весьма высокого положения. Вероятнее всего, Дмитрий Иванович был одинок. Во всяком случае, обнаружить какие-либо сведения о его близких родственниках успехом не увенчались. Скончался он от нервной горячки и был похоронен на Волковском православном кладбище.

Что же это за странная болезнь, лишившая государство одного из своих служителей? Современные медики такого диагноза не ставят. А вот в XVIII-XIX веках он был очень распространён. Если коротко, это заболевание, сопровождающееся резким повышением температуры, лихорадкой и упадком сил. Очень часто "нервной горячкой" или "гнилой горячкой" называли тиф. Нельзя исключать также, что подобным образом могла быть обозначена и холера.

Необходимо отметить, что именно в год смерти Д. И. Гусева в столице Российской империи свирепствовала страшная эпидемия этой болезни. Третья пандемия холеры (1846-1862) вторглась в Россию из стран Ближнего Востока и Закавказья в октябре 1846 года. Очень сильная эпидемия наблюдалась в этот период в Петербургской губернии. Самым страшным для Петербурга стал 1848 год, когда заболело 32326 человек, а умерло 16509. В отдельные дни отмечалось 1000 – 1200 заболевших, а также 600 – 670 смертных случаев. Болезнь настигала свои жертвы и в лачугах и во дворцах. Борьба с холерой затруднялась тем, что неизвестно было происхождение болезни. Невидимый убийца – холерный вибрион – ещё не был открыт.

Учитывая массовую смертность в этот период, становится понятным, почему не удалось обнаружить некролога на смерть Гусева в периодических изданиях того времени. Учитывая огромное количество умирающих, некрологи печатались лишь на смерть господ в звании не ниже статского советника.

Архивная справка